Лиза вздрогнула, а глаза слегка заблестели от сдерживаемых слез.
- Что с ней? Почему в последний? - почти прощептала она.
- Об этом она расскажет тебе сама, - отрезала Ольга.
При последних словах двери снова распахнулись, и в зал, так же в сопровождении охранницы, вошла молодая женщина. Похоже, мама Лизы. Да, точно. Именно она стояла на коленях, умоляя пощадить ее ребенка.
Я нахмурился, что-то картинка становится слишком мрачной, очная встреча матери с дочкой почему-то не вселяла оптимизм.
Мать девочки, как-то я не потрудился узнать её имя, тем временем приблизилась к нам и, став рядом с дочкой, отвесила такой же поклон с реверансом. Ольга в этот раз промолчала, только дернула головой, указав подбородком в сторону Лизы.
Молодая женщина, на вид не старше тридцати лет, повернулась к Лизе, опустилась на колени и протянула к ней руки. Девочка тут же бросилась к ней в объятья и сквозь уже не сдерживаемые рыдания спросила:
- Мама… Мамочка… Почему мы с тобой больше не увидимся? Что… Что случилось?
Женщина, по лицу которой тоже текли слезы, слегка отстранилась и, глядя Лизе в глаза, продолжая держать своего ребенка за руки, тихим, но твердым голосом сказала:
- Прости меня, солнышко. Прости. Я совершила страшное преступление, и мне нет прощения. Я навлекла на нашу семью большой позор. И смыть его можно только кровью. Моей кровью. Я очень сильно подвела тебя. Прости меня, пожалуйста.
- Неужели совсем ничего нельзя сделать? - жалобно спросила Лиза.
- Можно, доченька. Можно умереть! Это единственная плата за мое преступление и другой быть не может. Запомни этот день и никогда не вставай на путь искушения, никогда не иди против чести и достоинства. А теперь отойди, пожалуйста, и дай мне исполнить то единственное, что еще в моих силах. Прости меня, если сможешь.
С последними словами мать оттолкнула свою дочь, а охранница, тут же схватив девочку за руку, отвела ее в сторону на несколько шагов. Лиза не сопротивлялась, просто стояла, смотрела на мать и продолжала беззвучно плакать.
Я тоже стоял, смотрел на всё это действо, в нервном напряжении до крови прокусив нижнюю губу. Вся эта ситуация выбивала из колеи. Что будет дальше? Надеюсь, матери не будут отрубать голову на глазах у дочери.
Тем временем вторая охранница, стоявшая рядом с матерью, вытащила из ножен на поясе узкий и длинный, сантиметров двадцать, клинок и протянула рукоятью вперед продолжавшей стоять на коленях женщине. Та, оставшись стоять на коленях, провернулась лицом в сторону Ольги и слегка охрипшим голосом сказала:
- Благодарю за возможность уйти достойно, ваша светлость.
Ольга, за все это время, как мне показалось, даже ни разу не шевельнувшаяся, на эти слова лишь слегка кивнула головой.
А мать Лизы перехватила нож двумя руками, направив остриём себе в грудь, замерла на пару секунд и резко, на выдохе, вонзила себе прямо в сердце. Тело, - да, теперь уже просто тело, - простояв немного, завалилось вперед и распласталось на полу. Только руки так и остались на рукояти, вцепившись мертвой хваткой.
Я закрыл глаза. Но мрачные картинки продолжили мельтешить перед мной, сменяясь как в каледойскопе. Вот мать вонзает себе в грудь нож. Вот Лиза стоит, закрыв глаза обеими руками. Вот Ольга, молчаливо смотрящая на все это.
Сколько так простоял, не понял. Очнулся от прикосновения к щеке. Открыл глаза и понял, что плачу, как девчонка. Напротив стояла Ольга и вытирала мне слезы тыльной стороной ладони. В глазах её плескалась тревога. Я резко запрокинул голову вверх, чтобы прекратить это соленое безобразие, что двумя ручьями стекало по лицу. Кажется, получается.
- Как ты? - тихо спросила Ольга
Я обвел взглядом зал и никого не нашел. Все уже ушли, только мы с Ольгой вдвоем и остались. Даже труп уже унесли. Присмотрелся к месту, куда упала мать Лизы. Ни пятен крови, ничего. Оперативно, млять.
- Уже лучше, - глухо ответил я. - Что с Лизой?
- У лекарки. На всякий случай та присмотрит за ней, проследит, чтобы не было нервного срыва, - ответила Ольга.
- А что с ней, в принципе, дальше будет? - спросил я. - Ведь родственников у неё не осталось?
- Либо в приют клана, - пожала плечами Ольга, - либо пристрою в какую-нибудь достойную, но бездетную семью. Не переживай. У неё все будет хорошо. Обещаю.
- Да уж, - мрачно сказал я. - Знаешь! Из тебя получился бы отличный режиссер фильмов ужасов. Обстановку нагнетать ты мастер.
Ольга печально улыбнулась и проговорила:
- Поверь, мне и в реальной повседневной жизни хватает ужасов. Даже придумывать ничего не надо.
- Верю, - ответил я. Вздохнул. - Пошли, что ли? Чего стоять?
- Пойдем, - ответила она.
- Кстати! - воскликнул я. - Спросить хотел. А чего у тебя стул такой неказистый?
- Сам ты стул неказистый, - фыркнула Оля. - Это кресло - мощный артефакт, способный защитить в радиусе десяти метров от удара любой «валькирии». Ему уже более трехсот лет. Мастер, что его сделала…..
Ольга продолжила рассказывать про мастера, создавшего сей шедевр. Не зря я ему приставку мега- приклеил. А я подумал, что этот день в плане открытий и понимания некоторых внутриклановых традиций принес гораздо больше, чем предыдущие два месяца, которые я провел в этом мире.
Рубикон перейден.
(Цезарь Гай Юлий)
Телефонный звонок отвлек Ольгу от просмотра очередных документов. Судя по мелодии звонка, кто-то близкий. Ага. Так и есть, Вяземская Катя собственной персоной.